Прошло чуть меньше года с того дня, как Педриция разоблачили и судили за интимную связь со Священным Белым Тельцом.

Судилище было скорым.

Народ негодовал, но Прокуратор Рима сжалился над несчастным Педрицием и вынес решение — заточить блиннолицего в общественный Людус при Колизее убирать какахи за тиграми и львами, а ежели звери его-таки сожрут то на то воля Богов..

Там его участь была незавидна, но деваться было некуда.

Надо сказать честно и не соврать, а мы не соврем, что тело и вся фигура Педриция были от природы женоподобны — крупная широкая джопь, узкие плечи, подвисающие жирненький груди с раздутыми сосками, скудная растительность, очень маленький и вялый член. Посему для него был единственный выход не помереть с голоду и сохранить жизнь — это облачаться в женское, ублажать гладиаторов и работников Арены, помогать по хозяйству. Были и плюсы. Первый и самый важный — доступ к еде. Пожрать Педриций очень любил, а на людосовской баланде из злаков, творога и оливкового масла тело его стало еще более грузным, грудь налилась до приличного размера, не говоря уже о джопи, что делало Педриция максимально привлекательным для изголодавшихся до любовных утех мужчин, ограниченных в средствах на покупку путан, ну и вообще, пребывающих в рабстве и в заточении. Так что, сбитые до синяков и крови колени Педриция, а так же новое женское имя — Сосия, были малой платой в обозначенных обстоятельствах. Да-да Педриций прилично разжирел и расслабился, и он совершенно не догадывался о том, что дрессировщик львов и тигров был весьма рад педрицианским нажратым формам, так как планировал скормить его прилюдно зверям на Летних Спартанских Играх.

И опять зашагала по Риму Священная Весна.

Сосия вынашивала план по своему освобождению. Надо сказать честно и не соврать, а мы не соврем, что Сосия хотела воспользоваться правом на помилование от Весталок, чья воля нерушима даже для Цезаря.

В этот единственный день в году, всех преступников и заключенных допускали поглядеть на Праздничное шествие весталок по городу до Храма и получить возможность испросить пощады.

Шли первые сутки Священной Весны и настал час шествия Весталок.

Весь сброд из Людуса заковали в кандалы и выгнали к площади перед Храмом.

Сосия щурилась от яркого Солнца и жадно втягивала ноздрями запахи уличной кухни. Здесь и там на вертелах жарили барашков и морскую рыбу, подавали вино и фрукты, пекли нежнейшие зерновые лепешки. Сосия страдала, страдала надо сказать честно и не соврать, а мы не соврем, что за порцию корбанары и жаренного цыплёнка она бы отстояла с открытым ртом на коленях хоть несколько суток, но никто-никто ей этого, разумеется, не предложит. Потому, обливаясь слезами, потом и страданиями, Сосия проталкивалась ближе к первому ряду зрителей, чтобы лучше видеть происходящее на площади.

Послышались звуки вестальских труб и Сосия увидела Ликтора, а затем Карпентум в праздничном убранстве. В повозке стояла главная Весталка и управляла ей. Сосия поняла, что или теперь или никогда!

— Пощады, пощады! Великая, милости прошу! Милости!, — кинулась прямо под колеса карпентума Сосия.

— Кто ты? — откуда-то сверху спросила Великая Белая Жрица Весты спокойным и глубоким голосом.

— Я, я Сосия, прошу милости и защиты!

Весталка была сегодня в прекрасном расположении духа и потому не стала особо разбираться, сегодня ей хотелось дарить милость и любовь, потому, она приказала поднять Сосию и отвести ее в Храм Весты, накормить и обогреть несчастную девушку, освободив от оков.

— Ну, вот, теперь я в надежном месте, — трясясь от волнения и страха думала Сосия. — Главное, чтобы Весталки не поняли, что я не женщина и я хорошо у них устроюсь. Здесь-то меня никто не тронет, — заглатывая с жадностью карбонару и жаренного поросёнка, размышляла членодевочка Сосия.

Рим встретил Весну и отгремели главные обряды и церемонии в Храме.

Членодевочке удавалось утаить свою тайную тайну.

Мыться она не любила, потому вопрос с общей баней был объяснен, как страх после неудачного утопления в детстве, Сосия старалась мало говорить, ходить по Храму с опущенными глазами и вообще не отсвечивать. Ей больше нравилось проводить время на кухне среди снеди. а еще в свинарнике, куда ей доверяли выносить остатки овощей для поросят.

— Живу при Храме, хорошо ем, мягко сплю, дружу с поросятами, под защитой Весталок- это победа! Это успех! Проклятый Оракул ошибся, меня здесь любят.

И надо сказать честно и не соврать, а мы не соврем`, что Педрийций очень-очень старался, ну прям очень, однако, природа берет свое.

Падок он был завсегда на чужие блага.

Не минула его и в этот раз сия хочуха.

В Центральном Алтаре Храма Весты всегда было много подношений для Богини.

Мало того, что сам огонь был священным и за ним неустанно наблюдали, так и подношения считались священными и к ним нельзя было никому прикасаться, кроме Старшей Белой Жрицы Храма.

Эх...что же делать. когда среди прочего добра Педриций рассмотрел сандалики с серебряными пряжками и вышитыми золотой канителью завязками? С тех пор он потерял сон и замыслил сандалики украсть.

— Мой размер, — сладко облизывался убогий.

Наивный педриций полагал, что сия пропажа останется незамеченной никем, ибо Жрица уже не молода и слаба глазами`, а в проклятие Весты он не верил, потому пошел на преступление и в короткий момент, когда Весталки замешкались в предверии Храма, умыкнул сандалики под свою тунику.

И в этот самый момент раздался жуткий гром и затрещал священный огонь.

Все Весталки бросились к Алтарю, а Старшая Жрица вознесла руки в молитве и воззвала к Весте, чтобы понять, что произошло.

— Сестры... — стала вещать Старшая Жрица не своим голосом, — вас подло обманывают...

Все Весталки затревожились и заморгали от услышанного

— Среди вас обманом находится членоносец!`, — продолжала Жрица

"Членоносецчленоносецчленоносец..." — зароптали возмущенные Весталки.

Огонь полыхнул с новой силой на Алтаре и из глаз Жрицы посыпались искры`, она вдруг сложила пальцы правой руки и указательным пальцем медленно и верно указала на скрючившегося в углу от страха Педриция, который же уже по обыденности своей навалил в трусы кучу`.

— Воооорррррррр-орррр-орр-рррр!, — эхом разнеслось по Храму.

Весталки обернулись на тот угол.

Старшая Жрица опустила руку и пришла в себя.

— -Взять его!, — приказала она и Весталки накинулись на жирную тушку Педриция и разорвали на нем тунику и накидку для головы, обнажив его телеса, его мужские признаки и, конечно, спижжженные сандалики.

— Имя! Как твое имя?, — спросила у скрученного в бараний рог Педриция Жрица

— Педриций. Ваша Светлость, не казните, молюююю... — все что мог выжал из своего поганого рта воришка.

— Именем Великой Весты ты проклят, Педриций. Неприкаянность — вот твой Путь и всех твоих потомков. Куда бы ты не пошел, ото всюду тебя будут гнать!, — громко и четко произнесла Жрица.

— За что, Ваша Милость? Я же не специально, я хотел жить, как девушка, в душе я очень даже девушка, поверьте! Девушки и девственницы — это самые прекрасные создания на земле, я хочу быть Женщиной, как Вы! Я считаю женщину — совершенством! — блеял и врал Педриций.

— А сандалики?, — грозно спросила Жрица склонившись к толстячку.

— Сандалики? Я-я-яяяяя, я просто хотел их поносить их...... поносить ихих..никтобы и не узнал..., Вам что жалко что лиииии? Вон сколько добра на алтаре! Я только сандалики, только иииииххххх..... — зарыдал лжец.

— Хочешь носить священные сандалики и чтобы никто об этом не знал?, — удивилась такой наглости Жрица.

— Агаааа....., хочу сандаликиииииии..., подарииииииите, разве я не заслужил?!, - еще сильнее завыл Педриций давя на жалость и начал театрально нарочито целовать подол туники Жрицы.

— Хм, — обомлела от такой наглости и фальши Старшая Жрица, а потом прищурившись, посмотрела на Педриция, посмотрела на сандалики, а затем вдруг усмехнулась, приподняла руку и приказала, — Да будет так, как ты желаешь, Педриций! Носи священные сандалики Весты так, чтобы они были всегда твои, но их никто и никогда не увидит...

На этой фразе, она сотворила какие-то пассы руками, в воздухе поднялся маленький смерч, который развернул Педриция задом к Жрице, растопырил ему булки и сандалики с трудом, но все же вошли глубоко в педрицианский зад...

— Ааааааа...., — голосил Педриций от боли и обиды.

— Носить тебе сандалики не сносить до конца жизни!, — закончила свое Проклятие Жрица уже в спину выбегающему из Храма Педрицию, за которым захлопнулись огромные резные двери Святилища.

Педриций укутался в остатки белой тряпицы и мелкими шагами поплелся по улицам ночного Рима. Он еще не знал, что навечно застрявшие сандалики в его заднице — это еще не самые страдания в его жизни, а вот Проклятие Богини Весты — вот главная тяжкая ноша...истинно тяжкие страдания.

Конец.

Конец сериала, но не конец педрицианских страданий.