Р.
Я вспомнил ее - мне двадцать пять - ей девятнадцать - нежная и нежно русая - она от кого то рано родила, была замужем за унылым типом лет тридцати и спала с моим старшим братом.

…Она стояла у плиты. На ней была жара, немного сладковатой женской испарины и длинная тонкая юбка на резинке, натянутая над грудью, как платье. Она что то помешивала и ее сисечки прозрачно тряслись как у Апулейской Фотиды.

Я взял ее стоя, сзади, а она неожиданно назвала меня родным и отдалась.

Я бы тогда не осторожен - в фавелах все двери открыты и в щели дверного проема тихо возникла мордочка ее мужа, посмотрев на нас, мордочка неожиданно и так же тихо исчезла.

Позже, спускаясь вниз, я ожидал «мужского» разговора и выдумывал, как мне сейчас выгородить Р….

Такого артистизма я не ожидал. Он со спокойствием бревна сделал вид, будто ничего и он не видел, как его жену насаживают сзади на член.

Тот раз был нашим первым.
Мы время от времени, в тайне от всех и на глазах ее матери, встречаемся, пока окончательно не расстаемся.
Сейчас ей больше сорока, тот же муж и крепкий брак.

М.
М. руководитель среднего звена. Жгучая полная красавица-брюнетка - ей пятьдесят, мне же около сорока.
Я прихожу к ней в послеобеденное время и мы по-долгу интересно беседуем под кофе и под тишину за стеной, где ее департамент женскими ушами ловит наши детали.

В выходные я делаю с ней ужасные вещи, к которым ее приучил бывший муж и без которых она давно не может.
Я особенно люблю навещать ее по понедельникам, когда ей в буквальном смысле не сидится на попе ровно.
Обычно я подсаживаюсь к ее столу, засучиваю широкие рукава ее длинного, до пола, платья и глядя в ее зеленые глаза, ласкаю ее ладошки и ручки.

Говоря с ней, я надеваю на ее предплечья денежные резинки и не прекращая светского трепа натягиваю их и резко отпускаю.
Иногда, натянув резинку, я могу поставить действие на паузу - она продолжает говорить что то обыденное, но щеки ее уже краснеют, губы влажные от слюны, а дыхание становится судорожным… А я резко отпускаю резинку.

Е.
Е. тридцать пять - а мне чертовски много.
Я помню ее еще ребенком - когда она заявляла на меня свои детские права. Сейчас, она серьезно мне говорит, что опасна и может испортить меня, научив плохому.

Мне смешно, я помалкиваю - кажется я догадываюсь о чем речь...

В день, когда решено меня «портить», она объяснила, что такие как она называются Доминатрикс и я могу побыть ее псом…
У нее был свой план - у меня тоже…

Не умело и трогательно она принялась командовать, а я глядел на ее легкую сероглазую полноту, юбку-комбинезон и на носочки, и думал о ее сосках и зеленых трусишках.

Я привстал, стянул с себя строгач и рыкнул - Ганс с цепи сорвался (злющая псина из ее детства и мой молодости) - и на четвереньках ринулся на нее, рыча по звериному…

Ее визг перешел в ультразвук. Мы смеялись. Я гонялся за ней по дому, она резано орала и заливисто смеялась, а я задирал ее юбку пока не поймал.

Это был наш первый раз. Догстайл состоялся - зверь выебал нимфу и нимфа улетела к маме доминировать своих по…

Л.
Мне почти пятьдесят, она же гораздо моложе - трогательная и соблазнительно маленькая. Она устраивает мне головокружительные качели и если это не намеренно, то правду тогда говорят - в каждой женщине живет черт, а если намерено - то правду говорят - в каждой женщине живет… черт.

Мы оба слишком не просты, мы оба одной крови и рождены под одними звездами далекой страны, где цветут персики, пахнет коррупцией, помойками, а колдуны засыпают в могилах с предрассветными молитвами праведников.

И сейчас все только начинается…